«АРХИЕРЕЙ» ЧЕХОВА: РОМАН В РАССКАЗЕ (41-44)

Национальная ассоциация ученых (НАУ) # 58, 20 20 41
классификацию иронии, они с густили туман»[6,
с.11 -12]. В своих исследованиях он пытается, с
одной стороны, разобр аться в сущности каждого
определения иронии, учитывая время его
появления, и с другой – просл еживает эволюцию
понятия «ирония в историческом плане»,много
уделяет внимания исследованию иронии ситуации.
Мьюик пытается разложить понятие «ирония» на
составляющ ие его элементы (элемент
абстрагирования, эстетический элемент,
эстетический элемент и т.д.). К сожалению, он не
уделяет должного внимания изучению роли иронии
в художест венной системе произведения, впрочем,
как явлению самостоятельномув сфере
комического: «ирония в основе своей не
соотносится с сатирой, но когда такое соотношение
существует – это соотношение средств и цели»[7,
с.5]. Однако более подробно вопрос о соотноше нии
видов комического изучается немецким ученым
Штэкером. Различие между видами комиче ского он
проводит и на уровне средства отражения
действительности, и на структурном уровне: « Как
правило, юмор существует в двух ступенях
(шутливость – серьезность), ирон ия в трех ступенях
(кажущаяся серьезность – шутливость –
серьезность)»[9, с.125]. Штэк ер пытался четко
определить виды комического посредством их
парного сопоставления, этому посв ящена
значительная часть его исследования (комическое –
шутка, комическое – юм ор, сатира – сарказм,
сатира – ирония, сарказм – ирония и т.д.). Однако в
конце работы , подводя итог своей классификации,
автор не мог удержаться от иронии над подобным
занятием, тем самым подчеркивая относительность
вообще любой классификации комического[ 9,
с.134].
На настоящем этапе исследования иронии
особенно важно не столько изучение эволюции
этого понятия, сколько современное представление
об иронии как явлении художественно й
литературы и ее месте в художественной системе
произведения. Однако процесс становления иронии
особенно в русской литературе остается
неисследованным как явление , тесно связанное с
русским национальным самосознанием, с русской
действительностью и с европ ейским литературным
влиянием. На начальном этапе исследования важно
достигнут ь конкретного определения иронии, этим
объясняются попытки современных
литературоведов дать общее определение иронии
не только на уровне приема, но и как сложному
явлению литерату ры, тем самым обнаружив
перспективы исследования иронии в
художественном прои зведении.

Литература
1. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 -ти т.
– М., 1953.
2. Кирпоти н В.Я. Избранные работы: В 3 -х тт.
– М., 1978.
3. Манн Т. Собр. соч.: В 10 -ти т. – М., 1959 -
1960, т. 9.
4. Щ ербина В.Р. Актуальные проблемы
современного литературоведения. – М. , 1961.
5. GlieksbergCh.I. The ironic vision in modern
Literature, - The Hague, 1969. – 268 p.
6. Muecke D.C. Irony. – London, 1978. – 276 p.
7. Muecke D.C. The compass of irony. –
London, 1969. – 92 p.
8. Pavese C. This Business of Living, - London,
1961.
9. Stäcker K. Ironie und Ironiker. – Mainz, 1963.
– 145 p.

«АРХИЕРЕЙ» ЧЕХОВА: РОМАН В РАССКАЗЕ

Ск ибина Ольга Михайловна
докторфилологических наук, профессор кафедры литературы,
журналистики и методики преподавания литературы
ФГБОУ ВО «Оренбургский государственный педа гогический институт»,
РФ, г.Оренбург.

«ARCHIEREY» CHEKHOVA: A NOVEL IN A STORY

Skib ina Olga Mikhailovna
Doctor of Philology, Professor of the Department of Literature,
Journalism and Methods of Teaching Literature
of the Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Education
"Orenburg State Pedagogical Institute",
RussianFe deration , Orenburg .

Аннотация
В статье на примере рассказа «Архиерей» исследуются основные принципы чеховской поэтики:
рассказ романного типа, лаконизм, подводное течение, а также такие теоретические понятия, как поэтика
открытого и закрытого финала. Впер вые рассказ «Архиерей» рассматривается с точки зрения
«многопланности сознания» - основного принципа чеховской манеры повествования.
Abstrakt
Using the example of the stor y “The Bishop”, the article explores the basic principles of Chekhov’s poetics:
a no vel of the type, laconicism, underwater flow, as well as such theoretical concepts as the poetics of the open

42 Национальная ассоци ация ученых (НАУ) # 58, 20 20
and closed finals. For the first time, the story “The Bishop” is considered from the point of view of the
“multidimensionality of consciousness” - the basic principle of Chekhov’s style of narration.
Ключевые слова: чеховская поэтика, повествование, роман в рассказе, подводное течение, финал.
Key words: Chekhov's poe tics, narrative, novel in the story, underwater current, finale.

Практически кажды й ученый, пишущий о
творчестве А. П. Чехова, отмечает особое значение
рассказа «Архиерей» (1902) как вершины
художественного стиля писателя, жемчужины
всего его творчества. Так, В. Б. Катаев, называя
«Архиерея» «художественным завещанием»
Чехова наряду с д ругими немногочисленными
произведениями 900 -х годов, пишет, что в этом
рассказе «завершились многие чеховские темы и
образы» [1, с.279]. Шведский славист
Н. О. Нилссон, прод елавший глубокий
стилистический анализ «Архиерея», пишет о нем:
«Это шедевр художес твенной экономии и
согласованности…» [2, с.105 ]. Нами ранее было
отмечено, что «Архиерей» сконцентрировал
«основные поэтические находки писателя» и
представляет собой «высшу ю степень
стилистического единства» [3, с.15].
«Архиерей» - поистине вершина творче ства
А. П. Чехова. Здесь мы найдем свойственны е
последним годам жизни писателя лиричность,
драматический конфликт внутри героя; финал,
напоминающий чем -то финал «Студента» п о
масштабности обобщений, по параллельно
проведенным линии жизни одного человека и
линии всей человеческой истории. Основное
соде ржание рассказа — это целое жизнеописание,
причем человека не совсем обычного, а
священника, верующего искренно, по -простому,
словно бы ещё по -детски (не зря самые счастливые
воспоминания архиерея из детства).
Все ученые сходятся в том, что «Архиерей» —
это рассказ об освобождении героя, но
освобождении от чего? От какого -то непосильного
груза, который человек получил при жизни, и
который заставлял его страдать. Анализируя
рассказ, мы помимо особенности финала,
постараемся увидеть, что так тяготило архиере я, от
чего он освобождается в финале.
Рассказ состоит из отдельных мотивов, из
отдельных «линий напряжения», и по мере
приближе ния к кульминации напряжение всех
сюжетных линий усиливается, а затем они
сливаются в одной точке, создавая всплеск, прорыв
в эмо циональном фоне произведения, после
которого следует спад напряжения, а в развязке его
уже нет совсем. Постараемся отделить эти линии —
на наш взгляд, их в рассказе пять — и проследить
за переходом их в кульмин ационное состояние и в
развязку.
Для того, что бы обозначить первую линию
напряжения, обратимся к фабульному времени.
Оно дано вполне конкретно, за исключением каких -
либо дат . Это неделя перед Пасхой — самым
важным и радостным праздником православных
христи ан. Впервые мы встречаемся с героем на
праздни чном богослужении в Вербное
воскресенье, затем постепенно проходят перед
читателем все дни Страстной седмицы, и завершает
повес твование радостный праздник Христова
Воскресения. То есть последовательно описаны
восемь дней от воскресенья до воскресенья, если не
считать небольшого эпилога, который отстоит по
времени от основного повествования сначала на
месяц (когда был назначен новы й викарный
архиерей), а затем ещё на неопределенный срок,
когда все уже забыли о пр еосвященном.
Эта линия напряжения, назовем её
календарной, связана с ожиданием великого
праздника. Страстная седмица — самая строгая в
году, но вся она пронизана ощущением
приближающейся Пасхи, уже идут активные
приготовления к празднованию, недаром у купц а
Еракина уже в Вербное проверяют электрическо е
освещение. И кульминация этой линии
напряжения, конечно же, сама Пасха, которую
Чехов описывает в финале как огромное народно е
гуляние и ликование в природе.
Вторая сюжетная линия с возрастающим
напряжением — это болезнь архиерея, его
неровное, раздражит ельное состояние, которое
отчасти связано с усиливающимся постепенно
недомоганием. Начавшееся кровотечение — это
начало кульмин ации всего рассказа, потому что
становится ясно, что преосвященный умирает.
Третья линия — это линия биографическая,
жизнеописани е героя, которое предстает перед
читателем через воспоминания преосвященного
Петра, и через описание событий последней недели
его земной жизни. Мы узнаем о детстве героя, о
котором он вспоминает с величайшей лю бовью и
даже тоской по тем светлым беззаботным дням. Он
даже понимает, что, скорее всего, на самом деле его
детство не было таким радостным, каким оно
видится сейчас, через много лет. Узнаем мы и о том,
что герой становится семинаристом, студентом
духовной академии, учителем греческого языка в
семинар ии, стрижется в монахи и так далее. Что
восемь лет он из -за болезни служит за границей, что
в Россию вернулся совсем недавно и что совсем
отвык от русской жизни, все его раздражает — и
бедность, и глупость, и и злишнее раболепие перед
ним просителей. Наконе ц, после обострения
болезни наступает смерть героя, и эта
биографическая линия растворяется в одних только
воспоминаниях о сыне старухи -матери покойного.
Четвертая линия — это одиночество главного
героя, усилив ающаяся неудовлетворенность,
которая проходит только тогда, когда герой
находится в церкви. Для него тягостны чиновничьи
обязанности епархиального архиерея, которые
герой вы нужден исполнять. И на службах, и на
приемах люди кажутся ему скучной серой массой,
которая давит на него, его поражает глупость
просителей и бесцеремонность благочинных,
выставляющих оценки местным священникам.

Национальная ассоциация ученых (НАУ) # 58, 20 20 43
Самым большим несчастьем для него становится
отсутствие близкого человека, с которым можно
поговорить, которому можно излить ду шу. Он
пытается рассказать о своих мучениях от цу
Сисою?но разговора у них не получается, потому
что, видимо, старый иеромонах занят какими -то
своими мыслями. Он даже не расс лышал
откровенного признания преосвященного, и
отвечает ему просто: «Ну, спите себе ,
преосвященнейший!.. Что уж там! Куда там!
Сп окойной ночи!» [5. Соч. Т.10, с.199].
Хуже всего, что даже мать не может позволить
себе обращаться к нему как к сыну, робеет пе ред
ним, как и другие просители, и все время ищет
повода не сидеть в его присутстви и, и это уже
пятая линия , которая ведет к куль минации..
Отчуждение матери становится словно последней
каплей в чаше терпения, и после этого архиерей
начинает сильнее раздраж аться не только на
Марию Тимофеевну, которая даже с отцом Сисоем
может говорить как с обычным человеком, но и на
других людей, и на самого себя. Это
неудовлетворение все возрастает, параллельно
другим линиям напряжения, и выплескивается в
последний день жи зни. Становится окончательно
ясно, что тяготило архиерея, и от чего смерть
избавляе т его: «От кровотечений преосвященный в
какой -нибудь час очень похудел, побледнел,
осунулся, лицо сморщилось, глаза были большие, и
как будто он постарел, стал меньше ростом , и ему
уже казалось, что он худее и слабее, незначительнее
всех, что всё то, что б ыло, ушло куда -то очень -
очень далеко и уже бол ее не повторится, не будет
продолжаться. «Как хорошо! — думал он. — Как
хорошо!» [5.Соч. Т.10, с.200]. Это последние слова,
кот орые даны в рассказе от лица архиерея, и мы
можем судить, что он перед своей смерть ю,
наконец, получает облегчение, освобождается от
своей значительности, которая стала причиной его
одиночества, отгородила его от людей
незначительных, обычных. Болезнь и см ерть делает
всех людей равными. В этом и пафос чеховского
рассказа, который рассказ ывает не о викарном
архиерее, не о владыке, а о простом человеке за
всеми этими званиями.
Свою мечту быть обычным, незаметным,
незначительным преосвященный Петр высказывает
накануне отцу Сисою: «Какой я архиерей? <…>
Мне бы быть деревенским священником,
дьячком… или просто монахом… Меня давит все
это, давит»[5.Соч. Т.10, с.199]. Что давит на героя?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно ещё раз
пролистать рассказ с самого начал а: это и
одинаковые лица в толпе на службах, это глупость
и невежество просителей, это бедность и убогость
монастырского быта. Не зря герою вдруг
захотелось вернуться за границу, где он служил в
белой, абсолютно новой церкви: «Кажется, жизнь
бы отдал, толь ко бы не видеть этих жалких,
дешевых ставень, низких потолков, не чувствовать
этого тяжкого монастырского запаха» [5. Соч. Т.10,
с.199]. Стены, которые отделяют архиерея от
простых людей — это и символический образ, и
конкретное воплощение его в стенах мон астыря.
Преосвященный все время слушает, как за стеной
ходит отец Сисой, как запрос то с ним общается его
мать. Вот почему архиере ю становится так хорошо
в кульминационный момент, когда болезнь
возвращает ему мать, снова нежную и чуткую, как
в детстве. В ку льминации сходятся почти все
названные линии напряжения — кроме линии
одиночества г ероя среди людей — и получают как
бы свою мале нькую развязку: по календарной
линии наступает Пасха, в болезни героя наступает
переломный момент, кризис, который логично
прив одит к развязке в линии биографической, то
есть, к смерти. А для матери он наконец -то
становится просто сыном.
На наш взгляд, мотив одиночества,
отчужденности героя, продолжается в эпилоге
(условимся так называть последний абзац рассказа,
действительно нос ящий эпилогический характер).
Помнила его теперь только мать, а все остальные не
вспоминали больше о преосвящен ном Петре, да и
кому было вспоминать, ведь он совсем недавно
вернулся в Россию. Сам герой говорит: «Я ведь тут
никого и ничего не знаю» [5. Соч. Т.10, с.199].
Марья Тимофеевна живет теперь в глухом уездном
городишке у зятя -дьяко на, и когда утром
встречаетс я с женщинами на выгоне, то
рассказывает им о своих детях, внуках, и «о том,
что у неё был сын архиерей, и при этом говорила
робко, боясь, что ей не поверят… И ей в самом деле
не все верили»[5.Соч. Т.10, с.201]. Эти последние
слова показывают, что герой та к и остается для
людей чужим, им даже сложно поверить, что среди
них может жить мать архиерея. Одним словом,
одиночество героя, его разобщенность с миром
пошлости и глупости сближает архиерея со
многими «думающими» героями Чехов а.
В. И. Тюпа отмечает: «… Ч ехов предлагает нам не
меланхолическую исчерпанность одинокой жизни,
а её драматически напряженный, драматически
открытый финал» [4, c.95]. Тема одиночества и
разобщенности в отношениях между людьми
остается снова открытой, как и рассказах «Скучная
история », «Три года», «Убийство», «Дама с
собачкой», «В родном углу» и др.
«Архиерея» можно назвать «романом в
рассказе» по невероятному объему жизненно го
материала, раскрывающего не просто содержание
жизненного пути героя, а очень тон ко и бережно
показывающего ч итателю тончайшую и
чувствительную субстанцию — человеческую
душу. Здесь сконцентрированы основные
поэтические находки писателя: объективизация
субъективного сознания главного героя, при
котором автору доступно не только созерца ние
героем внешнего мира, но и проникновение в его
внутренний мир. Две эти точки наблюдения
трансформируются в едином авторском
повествовании. События, люди, отношения между
ними видятся не только его (главного героя)
собственными глазами, но в то же время
просматриваются и со сторон ы. Автор -
повествователь существует отдельно от героя, не

44 Национальная ассоци ация ученых (НАУ) # 58, 20 20
подменяя и не растворяясь в нем, но их сознание –
единый сплав, где невозможно отделить одно от
другого, равно как и выдать одно за другое. Право
же вести повествование от дано именно голосу героя
с н езначительными авторскими вкраплениями,
выполняющими главным образом связующую
функцию в передаче мыслей героя.
Кристаллическая чистота стиля, кр асота и
реалистичность в описаниях, гармоничное слияние
в цельный живой организм мн огих мотивов и
сюжетных лини й делают рассказ «Архиерей»
исключительным и совершенным творением
последних лет жизни и творчества А. П. Чехова.

Литература
1. Катаев В. Б. Проза Чехова: проблемы
интерпретации. — М., 1979.
2. Nilson N.A. Studies in Cechov’s Narrat ive
Technique. “The Steppe” and “The Bishop”. – In:
ActaUniversitatisStockholmiensis.
StokholmSlavicStudies, 2. Stockholm, 1968, p. 105 -
106.
3. Скибина О. М. Проза А. П. Чех ова 1896 -
1903 гг. Проблемы поэтики: Автореф. дис. канд.
филол. наук. — М., 1984.
4. Тюпа В. И. Художественность чеховского
рассказа. — М., 1989.
5. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и
писем. В 30 т. — М.: Наука, 1974 -1983. Соч.: в 18
т.; Письма : В 1 2 т. Ссылки даются в тексте с
указанием се рии (Соч.), номера тома и страницы.